"Мы давно уже перестали надеяться на что-то осмысленное. Мы теперь верим в чудеса!" - говорит актер и режиссер Александр Ширвиндт.
Александр Анатольевич, наступает Новый год - время, когда все на что-то надеются, что-то загадывают. Наверное, даже более обнадеживающий день, чем выборы...
Во время выборов кандидатуры все ясны, поэтому обнадеживающего мало. Знаешь, есть старинная русская пословица: "Среди гнилых яблок выбора быть не может". А о Новом годе почему так мечтают люди? Каждый Новый год символизирует новое животное. До этого были всякие дрожащие твари: дракон, змея и тому подобная гадость... Но мы все равно надеялись, что драконовские законы принесут нам счастье. А теперь приходит лошадь. Чище, нежнее, преданнее животного не существует. Лошадь - это олицетворение надежды, ожидание чуда. Когда уходит смысл, все начинают ждать чуда. А мы надеяться на что-то осмысленное уже перестали.
- И в какой момент перестали надеяться?
- Думаю, где-то в IV веке до нашей эры.
- Не будем заглядывать так далеко. Еще в прошлом веке все надеялись на царя-батюшку, потом на светлое будущее, на Горбачева, Ельцина... После надежд наступало разочарование. На что теперь можно надеяться?
- Хрестоматийно человек тянется к свету, поэтому и придумал себе наш народ свет в конце тоннеля. Но с каждым разом этот тоннель становится все длиннее и длиннее... Правда, и освещение у нас сейчас пошибче. Если раньше вдали мерцала лучина, то сейчас всех манят галогеновые огни.
Есть так называемые дико благополучные страны. Я всегда удивляюсь: во всяких там Даниях, Лихтенштейнах, Люксембургах, где повсюду газончики, цветочки, улыбки и дома не запираются, почему-то количество суицидов в разы больше, чем в нашей круговерти. Здорово было бы нам найти какую-то середину по накалу нервотрепки, темперамента, жути и благополучия, но пока график нашего существования выглядит как кардиограмма взбесившегося инфарктника. И, даже несмотря на это, мне в этом Лихтенштейне-Люксембурге жить не хочется. Наверное, можно там провести день-два... Ну, год-пять, а потом, конечно, в петлю или к нам...
- То есть мы с такой кардиограммой все равно счастливее, чем они со своими цветочками?
- Конечно. Для нас всегда было мечтой обретение дефицита. Я живу в сталинской высотке. Там есть огромный гастроном. Когда-то, еще в советские времена, под Новый год со старого Рязанского шоссе туда стекалась вереница автобусов. Потому что под Новый год для всех несчастных в гастроном выкидывали на прилавки какие-то лежалые продукты. Народ верил, что колбаса будет. И туда ехали за колбасой, сметая все с прилавков. Тогда нам все время приходилось что-то доставать. Достать продукты. Достать велосипед.
Записаться на машину и через 4 года получить "Жигули". А трубочный табак! В то время его было не достать. Мы его делали сами. В стране существовало два сорта табака. В Москве - "Золотое руно", а в Ленинграде - "Трубка мира". Оттуда покойный Фима Копелян присылал мне "Трубку мира", а я ему - наше "Золотое руно". Мы эти табаки сами смешивали в целлофановом пакете. Целлофановый пакет ведь тоже надо было достать. Единственное, что тогда заворачивалось в целлофановые пакеты, - китайские рубашки. Брался пакет, выбрасывалась рубашка, в него засыпалась табачная мешанина, туда же строгали яблоко, капали немножко коньяка и вывешивали между двойными рамами на солнышко преть. Эта смесь отдаленно напоминала фирменный табак. Когда все время нужно что-то достать, что-то придумать, советский, теперь уже российский человек всегда чего-то хочет. А когда все есть, начинаются скука и суициды.
- Вы возглавляете Театр сатиры. А сатиру всегда зажимала цензура...
- Сперва о цензуре. Она нам нужна - не потому, что надо запретить говорить острые вещи, а потому, что в наше время, помимо того что ничего нельзя было вякнуть, во всех организациях кино, телевидения, эстрады, театра сидели редактора. Среди них были потрясающие, умные, тонкие, интеллигентные люди, которые помогали протащить в народ что-то смысловое. Но они совершенно не допускали пошлятины, этого шабаша, безвкусного стриптиза во всех смыслах этого слова. У цензуры корень "ценз". Так вот этот "ценз" сегодня совершенно размыт.
Я, честно говоря, не люблю сатиру, злость, потому что я добрый. Да и возможности сатиры преувеличены. Это утопия, что сатира может изменить или вылечить общество. Она может только больно ударить. Сегодня поводов, о чем "посатирить", на каждом шагу. Но "пересатирить" "ящик", полный ток-шоу, дебатов, дискуссий, заседаний Думы, "барьеров", где люди орут друг на друга и не слышат оппонента... Полемика подразумевает диалог. А если параллельно, то это уже не полемика, а лай. Но рейтинги у лая огромные. Интеллигенция вздыхает: "Ах, мало смотрят канал "Культура"!" Конечно, мало. Если круглые сутки на всех каналах идут матерщина, плевки, а иногда и мордобой, а на другом - рассказы известной личности о том, с кем она живет, как пьет, кто ее бьет, кто же рискнет переключить на "Культуру", чтобы послушать Дебюсси?
Любовь, семья, дети, скорбь - это вещи интимные. Секс - тем более. А сейчас на нас в глянце вываливают в больших объемах выхолощенные суррогатные чувства, начиная от любви и заканчивая отношениями с детьми.
- Но ведь вы тоже иногда рассказываете о своей семейной жизни. Например, все знают, что когда-то жена запрещала вам становиться худруком театра...
- Да, она поставила мне условие: или она, или эта должность. Я сказал, что мне надоели обе.
- Тем не менее вы уже более полувека вместе, а сейчас такой долгий брак - редкость.
- Вместе мы уже 60 лет. Сейчас это редкость, потому что все что-то ищут. А искать ничего не надо. Все настоящее рождается тогда, когда ты молод. И чем дольше живешь, тем больше возникает химии, ума, расчета, карьеры.
- А вам не кажется, что молодым сегодня нужно совсем другое?
- Это правда. Страшно попасть в разряд брюзжащих стариков, но я многого сегодня не понимаю. Смотрю на своих учеников, у них счастливых браков - раз-два и обчелся. Вместо этого - беготня, желание попасть в рейтинг. В любви не признаются, только говорят: "Созвонимся". Время такое! Этот мобильный перезвон заглушает звук с церковных звонниц. Поэтому "Ромео и Джульетту", наверное, в первоначальном виде наши потомки не увидят. Даже если ее будут продолжать ставить, то Джульетта выбежит голая, а Ромео признается ей, что он гей.
Александр Ширвиндт родился в 1934 году в Москве. Актер, режиссер, сценарист. Худрук Театра сатиры. Самые известные киноработы - в фильмах "Двенадцать стульев", "Трое в лодке, не считая собаки", "Мнимый больной" и др.
По материалам "АиФ"
