Вы работали в правительствах Яценюка и Гройсмана. Казалось, что новая команда будет избавляться от старых кадров. Как вам удалось остаться?

Я уже, наверное, считаюсь в нашем госуправлении старым кадром, точно уже не новым лицом. Но, на самом деле, я же не политик. Я – менеджер на государственной службе, который пришел сюда после Майдана и задержался намного дольше, чем изначально рассчитывал.

Мне не очень нравится эта история с разделением на новые команды, старые команды. Есть люди, которые могут работать эффективно, и эти люди должны работать. Собственно, государственная служба должна быть построена таким образом.

Когда меняется собственник компании, он же не начинает работу с того, что меняет каждого инженера и менеджера? Он, конечно, может внести коррективы в стиль управления. Но если менять весь персонал каждый раз, когда меняется владелец компании, – вряд ли так можно далеко дойти.

Поэтому как раз в этом плане мне кажется, что все достаточно банально. По такой логике подавляющее большинство людей должны же где-то работать, приобретать опыт и показывать свою эффективность.

Есть ли люди в нынешней команде власти, которые за вас замолвили слово перед президентом?

Мне по крайней мере об этом точно неизвестно.

Чтобы делать какие-то реформы, нужна политическая поддержка. У вас она есть, скажем, от Офиса президента и самого президента Зеленского?

Мне очень не нравятся эти постоянные истории про политическую поддержку, политическую волю в реформах. Есть стратегия, взгляды на которую совпадают или нет. Если бы мне сказали, что я должен заниматься, например, построением коммунизма в Украине – понятно, что это категорически не совпадает с моими взглядами.

Я не могу быть менеджером, который просто выполняет приказ: сказали национализировать – буду национализировать, сказали приватизировать – буду приватизировать. Разумеется, что моя стратегия совпадает с тем, что было предложено командой президента, правительством, поэтому я и работаю.

Какое влияние у Валерия Хорошковского на таможню? Ранее Андрей Богдан говорил, что он консультирует таможню. Вы же, кажется, опровергали эту информацию.

Ничего не изменилось с того времени. И Богдан – я всем говорю, почитайте его интервью – говорил, что Хорошковский консультирует Офис президента, а не меня.

Консультирует ОП по вопросам таможни?

Я не знаю по каким вопросам. У господина Богдана, у Офиса президента есть право на любых консультантов, мне трудно подтвердить или наоборот – опровергнуть эту информацию. Ко мне г-н Хорошковский не приходит, не звонит мне, не дает советов по поводу кадров.

На сколько уже обновлен руководящий состав таможни?

Центральный аппарат обновлен на 80%, руководители таможенных постов обновлены где-то на 40%. Этот процесс продолжается. Мы в процессе увольнения 500 таможенников (речь о работниках таможенного направления бывшей ГФС).

И мы ожидаем в этом году процесс, который я неформально называю переаттестацией. После этого профессиональным и добропорядочным сотрудникам я хочу существенно поднять зарплату. А с остальными – постепенно прощаться. Но должен быть откровенным: таможня – все же не тот орган, который можно заполнить студентами с хорошими намерениями, это – сложная работа.

Кстати, какая средняя зарплата сейчас на таможне и какую вы планируете установить?

Я хотел бы, чтобы средняя зарплата рядового инспектора составляла к концу года где-то около 15-18 тысяч гривен "на руки". Сейчас – около 8 тысяч гривен.

Были ситуации, когда приходилось просить о поддержке президента или премьера во время каких-то споров в регионах с "местными элитами"?

Это вопрос не о спорах. Когда мы продвигаем какие-то инициативы в парламенте – конечно, мы просим президента и Кабинет министров о поддержке. Конечно, мы хотим объяснить всем крупнейшим стейкхолдерам, в чем логика изменений, почему мы это продвигаем, кто теоретически может быть против.

Поэтому мы и хотим какой-то медийной, пиарной или политической поддержки от них. Это нормальный процесс работы. Сейчас эта ситуация намного проще, чем была раньше. Власть почти полностью консолидирована. Нет такого, что нужно дружить с кем-то против кого-то.

Есть же так называемые контрабандные кланы, которые работали годами в связке с местной властью.

Работали и до сих пор работают. И не только с местной властью.

С правоохранительными органами.

С правоохранительными органами, иногда и с политиками.

Как можно их побороть? Вспомним вашу июльскую поездку с президентом в Закарпатскую область, когда состоялся серьезный разговор Зеленского с таможенниками и позже произошли кадровые изменения на таможне. Это был реальный месседж, что этот вопрос на контроле у главы государства. Кажется, позже таких сигналов не было.

Поверьте, это не так. Совещания у президента по противодействию контрабанде проходят регулярно.

Я говорю именно о публичной стороне.

Мне кажется, что в публичной риторике и Офиса президента, и премьера эта тема поднимается очень регулярно. Но вопрос не в политических заявлениях. Нельзя в один момент изменить отношения в обществе, которые строились десятки лет, которые скреплены как большими деньгами, так и часто родственными или бизнес-отношениями.

Нельзя, как кому-то кажется, собрать контрабандистов, хлопнуть кулаком по столу и сказать: все, завтра вы живете иначе. Я всегда в ответ задаю вопрос: а если они говорят "нет"? Что тогда делаем?

Я верю в изменения, которые основаны на перестройке институтов, самих отношений, функционала государственных органов, процессов, которые происходят во время экспорта и импорта товаров.

С одной стороны, должны расти риски для контрабанды. Потому что страшно возить за маленькие деньги с большими рисками, надо закладывать все большую и большую "подушку безопасности" для того, чтобы откупиться. Ловят больше, поэтому возить дешевые товары становится невыгодно.

С другой стороны, мы должны создавать такую систему отношений, в которых возить легально – выгоднее и проще, и должны быть равные правила игры для всех. Поэтому вопрос борьбы с контрабандой – это не столько про качественную работу каких-то региональных менеджеров, наличие политической воли или посадок нескольких плохих людей. Это, конечно, имеет определенное символическое влияние. Но если не изменить, собственно, систему отношений, на место одного коррумпированного человека придет другой.

Именно поэтому и реформа, с которой я шел на конкурс еще в середине прошлого года и которую мы воплощаем сейчас – это концептуальная и функциональная реформа таможни, это изменение подхода к выбору кадров, это изменение IT-систем, это построение новых моделей международного сотрудничества и это большие инвестиции в инфраструктуру.

После этого мы можем рассчитывать на то, что возможности каких-то контрабандных кланов существенно сузятся. А возможности для честного "белого" бизнеса, стимулы для них быть честными и "белыми" значительно возрастут. Это не то, во что мы просто верим. Это то, что мы стараемся воплотить в жизнь.

Когда вас назначили в июле, казалось, что была большая поддержка со стороны президента, который активно говорил о контрабанде. Это же он обещал "прибить контрабас". Тогда же было дело одесского бизнесмена Вадима Альперина, которого вроде как задержали, потом в декабре отпустили, а дальше история затихла. Вот и складывается такое субъективное впечатление, что в команде власти уже угасает пыл по борьбе с контрабандой.

Это точно не так. Понятно, что на повестке дня у президента огромное количество вопросов и необходимость выполнения представительских функций. Поэтому ожидать, что президент будет еженедельно ездить и самостоятельно кричать на людей, которые могут быть привлечены к контрабанде – для меня странно.

Я его внимание вижу как на уровне публичной риторики, так и на уровне совещаний, которые проводятся, так и на уровне нормативных документов, издаваемых президентом. Например, указы президента о первоочередных мерах реформ или указов президента о мерах по борьбе с контрабандой. В этом плане внимание 100 процентов есть.

Мне кажется, что мы движемся по тому графику, который представляли несколько раз, в том числе, когда делали большую презентацию во время запуска Новой таможни 9 декабря.

Мы говорим, что необходимо бороться с нечестными бизнесменами, которые зарабатывают десятки миллиардов на коррупционных связях, государственными служащими и правоохранителями, которые на этом наживаются. Но это не может произойти за один месяц. Большинство людей рациональны, они должны увидеть стимулы и изменить свое поведение.

Почему человек на Закарпатье, который ездит на Range Rover, снимает с него панель, вкладывает туда 1600 пачек сигарет, и мы потом все это ловим и конфискуем? Потому что так всегда было и риски были совершенно минимальные. А заработать себе дополнительную тысячу долларов на бензин вроде как и не помешает.

К тому же это является социально приемлемым в окружении этих людей. Никто не осуждает таких людей. Много людей на Закарпатье могут прямо вам сказать: "Так мы же живем с границы, так мы жили, родители наши жили и все было нормально".

Могут ли эти люди, увидев, что 8 декабря запустили Новую таможню, 9 декабря решить: "Все, будем жить по-новому"? Нет. Они должны видеть, что одного задержали, другого задержали, третьего задержали.

А параллельно появляются возможности заниматься "чистым" экспортным бизнесом: не требуют взяток, существуют механизмы решения проблем, механизмы достучаться до высшего руководства. Можно даже руководителю таможни в Facebook написать. Я реально читаю большинство сообщений, которые мне приходят, именно для того, чтобы дать этот сигнал.

Поэтому у людей меняется мотивация и впоследствии, надеюсь, у них будут другие модели поведения. Если у друга отобрали Range Rover, у соседа отобрали Range Rover – ну, наверное, другие уже не будут рисковать своим Range Rover.

Может, именно из-за того, что контрабанда, в частности, в приграничных регионах для местного населения является нормой, политики не рискуют криминализировать эту деятельность? Потому что понимают, что это может вызвать определенный социальный взрыв.

Нет. Это не настолько простое решение. Вопрос того, стоит ли криминализировать контрабанду – технический и достаточно сложный. В принципе в административном процессе, а не в уголовном, есть много преимуществ. Например, так намного сложнее давить на честный бизнес.

С другой стороны, административный процесс гораздо быстрее. Если наша цель – изъять, а потом конфисковать этот самый Range Rover, то в рамках админпроцесса – это хоть и месяцы, но конец виден.

В рамках уголовного процесса и апелляции до финального вердикта не только в Украине, но и в других странах, проходят годы. За это время даже Range Rover успеет существенно потерять в своей стоимости или его могут украсть. А если говорить об изъятых продуктах питания или сигаретах – здесь аргументы очевидны. Это одна логика, которую я по большинству товаров разделяю.

С другой стороны, есть специфика подакцизной группы, где такая логика не работает. Потому что экономика контрабанды там совсем другая. Изъятие машины, на которой перевозили мелкую контрабанду, или штраф 100 процентов, который можно накладывать в случае товарной контрабанды без утайки, – это абсолютно адекватное экономическое решение и существенное наказание.

Когда мы говорим о подакцизной группе, там рентабельность может достигать 600-700 процентов, это – сигареты, алкоголь, топливо. Даже если мы будем ловить половину грузов, экономика контрабанды составит не 600, а 300 процентов. То есть экономика этой деятельности все равно будет оставаться сверхприбыльной, причем без риска уголовного наказания. Это будут очень неправильные стимулы для этих людей.

Есть также отдельный вопрос, стоит ли криминализировать товарную контрабанду в очень больших объемах, когда речь идет о миллионах. Есть большие подозрения, что те так называемые контрабандные кланы подходят к контрабандной деятельности статистически. То есть они анализируют процент штрафов, процент потерь, процент своих товаров и сравнивают это с выгодами, которые могут получить.

Когда это условно один человек, который спрятал что-то в своей машине, – ему грозит суровое наказание. Другое дело, когда вы – владелец тысячи таких машин. Какую-то часть из них ловят, какую-то часть конфискуют, какую-то часть отбивают в судах и так далее. В таком случае стимулы для людей могут быть ошибочными.

Я пока не готов назвать точные пороги, с которых мы хотим стартовать. Что касается подакцизной группы, конечно, нет смысла открывать уголовные дела на людей, которые купили две бутылки текилы в Duty Free. Речь идет о масштабных преступлениях.

Мы сейчас заканчиваем разработку такого законопроекта, он затрагивает многих стейкхолдеров, в том числе Европейского союза, ведь это один из пунктов Соглашения об ассоциации. Конечно, это вопрос правоохранителей, это вопрос подследственности. В целом мы выступаем за криминализацию подакцизной группы и, возможно, крупномасштабной товарной контрабанды. Но точно буду готов сказать об этом примерно через несколько недель.

Вы говорили в одном из интервью, что идет работа над законопроектом вместе с Минюстом. Привлечена ли фракция "Слуги народа" к этому процессу, им же голосовать за этот законопроект?

Мы надеемся, что этот законопроект будет подан от Кабинета министров и далее уже в комитете будем дискутировать и с фракцией "Слуги народа", и с другими фракциями, ведь голос меньшинства тоже надо слышать.

Через несколько недель вы будете готовы назвать какую-то модель этого закона?

Через несколько недель, я надеюсь, мы представим законопроект на согласование в органы. Сначала его должен принять Кабмин, и дальше он идет в Верховную раду.

То есть в Раду он может через несколько месяцев попасть?

Надеюсь, что быстрее. Мы же живем в турборежиме и стараемся работать как можно быстрее. Я абсолютно понимаю, что коренные изменения требуют времени, институтов и поведения. Но одновременно прекрасно понимаю желание общества видеть изменения сейчас и как можно быстрее. Люди этого заслуживают, поэтому стараемся то, что мы можем ускорить, ускорить максимально.

Что делать с такой проблемой как контрабанда через почтовые отправления? Бизнес говорит о том, что сейчас довольно популярна схема, когда, например, из Польши загружается фура, которая якобы везет сто частных отправлений ста лицам. А на самом деле с таможенно-товарного склада отправляется одна партия, раздробленная на сто единиц. Можно ли привлечь такие компании, почтовых операторов к ответственности? Вам известно о таких случаях?

У такой схемы есть два варианта. Один – более опасен, и для нас он более приоритетный. Это примерно то же самое, о чем вы рассказываете: реальные экспортно-импортные крупномасштабные операции, в которые не вовлечены никакие частные лица. Они просто де-юре оформлены как на частных получателей.

К тому же некоторые из этих в кавычках "почтовых операторов" не имеют ни одного отделения в Украине. Вы не можете воспользоваться их услугами, чтобы что-то отправить. Зато у них есть колл-центры. Если позвонить по тому телефону, указанному на любую фамилию, кто-то возьмет трубку и ответит, что да, конечно, заказывали посылку, все есть. Думаю, мы все согласны, что это – криминал. Никаких других объяснений быть не может.

Второй вопрос более дискуссионный, – вопрос равных условий в торговле. Если вы покупаете телефон в Украине, то компания, которая его импортировала, платит НДС, налоги на зарплату, арендует какое-то помещение и тому подобное. Если вы покупаете этот телефон в кросс-граничной торговле, то, отправив вам его из Китая, никто ничего не платит, вся прибыль остается там.

И тут в каждой стране идет достаточно сложная политическая дискуссия, что в этой ситуации превалирует: интересы бизнеса, который создает рабочие места, платит налоги, заработную плату, за которую потом люди будут покупать эти телефоны; или интересы общества, где гражданин хотел бы купить телефон как можно дешевле.

Как правило, каждая страна находит какой-то компромисс. В большинстве стран этот компромисс намного жестче, чем в Украине. Это достаточно сложный вопрос, к которому мы еще, наверное, дойдем, и политики должны принимать здесь политическое решение.

Наша задача - бороться с откровенным мошенничеством. Для этого мы уже провели изменения в законе № 2318-1, который дает дополнительные полномочия по определению условий работы ММПО (места международного почтового обмена, – ред.) и ЦСС (центральные сортировочные станции, – ред.) – международных центров обработки почтовой корреспонденции, а также сортировочных станций, на которых работают экспресс-операторы.

Они могут казаться подобными, но технологически и юридически очень отличаются. Почтовые отправления – это когда человек бросил письмо в почтовый ящик, и такие письма идут с марками по всему миру. Экспресс-операторы доставляют отправления из отделения в отделение.

Мы внесли изменения в законодательство и, возможно, будем менять еще. Мы сейчас работаем с правоохранительными органами конкретно по некоторым компаниям. Там уже есть целый процесс, надеюсь, он дойдет до реализации – до отзыва лицензии и каких-то уголовных дел.

Что именно вы планируете изменить в части почтовых отправлений?

Мы работаем над механизмом, как сделать оформление посылок для честных получателей проще. Очень надеюсь, что мы, как и обещали, в начале второго полугодия все же представим механизм, когда человек сможет самостоятельно оформить по крайней мере простую бандероль или посылку.

То есть отправитель сможет в онлайне с электронной цифровой подписью заполнить упрощенную декларацию, пообщаться с таможенником в случае возникновения определенных вопросов, прислать подтверждающие документы о покупке. И после этого, если эта посылка требует таможенного оформления и уплаты таможенной пошлины и НДС, – просто получить линк для оплаты, по которому так же можно одним кликом осуществить платеж с карты или с помощью платежной системы. Это, конечно, сделает процесс получения намного удобнее, проще и дешевле для пользователей.

Могу сказать из собственного опыта, я достаточно активно покупаю книги на английском на Amazon. Еще не было ни разу, чтобы я оплатил пошлину на эти книжки, которая бы не была по крайней мере в пять раз меньше, чем услуги таможенного брокера, с которым я вынужден подписывать контракт, чтобы оформить эти несчастные пять книг, которые я заказал.

Очень хочется, чтобы этот процесс стал максимально удобным и безболезненным. Потому это – тоже снижение спроса на контрабанду. Я абсолютно верю, что товарная контрабанда (не тогда, когда мы говорим о наркотиках, оружии и т.д.) имеет экономические причины.

Планируется ли смена стоимости для беспошлинного ввоза? Еще была идея насчет максимум трех беспошлинных отправлений в месяц на человека. К ней вернулись?

Пока что такой дискуссии нет. Мне кажется, что ее нужно вести уже после того, как мы сделаем процесс оформления максимально удобным для людей. В большинстве стран Европы этот лимит гораздо меньше, чем в Украине. Он составляет около 22 евро, со следующего года он составит ноль в пределах всего Евросоюза. Готовы ли мы к этому? Не знаю. Это вопрос к политикам, таможня будет готова выполнить любое решение, которое будет принято в стенах парламента.

Оценить объем контрабанды по стране довольно трудно. Но какие схемы наиболее масштабные?

Оценить размер контрабанды действительно достаточно трудно. Мы сейчас заканчиваем свою экспертную оценку. Думаем, что это в пределах нескольких десятков миллиардов гривен, но точнее сможем сказать где-то на горизонте месяца. Мы идем, скорее, не от схем, а от товарных категорий и от рыночной оценки доли товаров, которые могут быть ввезены "в серую".

Схемы никогда не меняются, ни в Украине, ни в любой другой стране. Если вы будете общаться с поляками или американцами, они будут называть вам в принципе те же схемы, что и у нас.

Если кто-то думает, что "пиджаки" – это сугубо украинское ноу-хау, можно посмотреть, что еще недавно происходило на границе между Гонконгом и материковым Китаем. В Гонконге одни из самых дешевых товаров электроники в мире из-за специфики их налогообложения. Приезжала фура с телефонами, выходили 500 китайцев, которые только что приехали из села, каждый брал по одному телефону и нес через пункт пропуска, потом сдавали на другой грузовик и так несколько раз.

Мы переняли мировой опыт?

Со времен грехопадения мало что меняется. Шутки шутками, но основные схемы одинаковые. Понятно, что самые большие потери идут от схем с манипуляцией с таможенной стоимостью, страной происхождения товаров.

Это "беловоротничковая преступность". Купили товар за сто, потом продали через цепочку компаний по пять и затем он приезжает в Украину по пять. Далее идет достаточно сложный процесс для того, чтобы доказать, сколько же он стоит: 5, 10 или 20 и так далее. Это не является контрабандой, как ее себе представляют люди (не так, что едет фура, ее останавливают, всех кладут, а внутри – "айфоны", хотя заявлен зеленый горошек).

Это занижение таможенной стоимости.

Да. Самые большие потери от этого, бороться – часто самое сложное, потому это требует интеллектуальных усилий, построения совершенно новых IT-систем, новых систем международного сотрудничества.

Это как раз не делается хлопаньем по столу или призывами "Контрабанда, стоп!". Товары едут, каждый отправитель говорит: "Чего вы ко мне прицепились? Я честный отправитель, вот мой контракт на полторы страницы на 10 млн долларов. Чего вы не верите?" Бывают такие контракты, где еще надо доказать, что это не так. С одной стороны – "Рога и копыта", с другой – "Рога и копыта" только на английском.

Другая схема – это подмена товаров, когда в миксе товаров изменяются пропорции, с которыми они заезжают.

Кстати, была история про 23 тонны игрушек в Черноморском порту. Это не из этой оперы?

Немножко другое.

Уже раздали их, как президент поручил?

В процессе. Рассортировали на возрастные группы и сейчас развозят. Сложная история. Нельзя же кубики привезти в школу взрослым детям – будет конфуз.

Владелец товара просто от него отказался?

Отказался. Он решил, что не сможет его завезти на территорию Украины.

Это была попытка по какой-то схеме провезти?

Учитывая, что он написал отказ, я не могу так сказать. Владелец рассчитывал на то, что сможет провести это через таможню, однако поняв, что договориться не удастся – решил, что легче отказаться, чем что-то дальше делать.

Возвращаясь к схемам. Подмена товаров – это очень широко распространенная история. Масштабная история – это перевозка якобы в рамках разрешенного лимита, так называемые "бусики", "пиджаки", "муравьи" и так далее. Очень много людей недооценивают эту схему, особенно на границах, где низкая социальная чувствительность к опасности контрабанды. Говорят: "Ну и что, что несут, ну сколько они там пронесли".

Через один пеший переход проходит около тысячи человек в смену, не в день. Каждый человек несет 40-50 килограммов. Можно посмотреть записи с наших камер наблюдения, люди идут нескончаемым потоком с "кравчучками" или несут в руках телевизор, диск от BMW, какие-то сумки с продуктами. В большинстве случаев нет никакого сомнения, что это не для собственного пользования.

Но никто не везет для собственного пользования 50 килограммов одинакового сыра! Тысяча человек, 40-50 килограммов на каждого – это четыре-пять тонн в смену, то есть примерно восемь тонн в день, умножить хотя бы на 300 дней. Извините, мы уже говорим о тысячах тонн через один пункт пропуска, а их, конечно, много.

Если мы говорим о "бусиках", то ситуация еще хуже. Едет машина, вся забита коробками, туда подсаживают шесть человек и они говорят: "Все эти коробки – наши. Все в пределах 500 евро. Докажите, что нет". Понятно, что их много, очереди, скандалы и так далее.

Про почту вы уже говорили. Есть также схемы "оборванного транзита", "бродячих танкеров", с которых фелюгами перевозится какое-то топливо в Украину. Другие механизмы тоже есть, но они играют меньшую роль, так же как и прямые физические кражи из контейнеров или машин. Нет ни одной схемы, которую вы можете найти в интернете и которой не существует в Украине или в любой другой стране, но по потерям для бюджета они меньше.

Отдельные схемы существуют для транспортных средств, от прямой подделки документов и фальшивых контрактов до псевдоповреждений, когда с машины снимают бампер и фары и она заезжает как побитая. Даже по новым авто есть схемы, не только по б/у.

Я всегда иду к причине этих схем, почему это происходит. Почти вся контрабанда (если не говорить об оружии, наркотиках и т.д.) имеет в основе кражу НДС, вот в чем логика. Условно в Польше вы получили возмещение НДС, здесь должны бы его заплатить, но не хочется. С этим мы должны бороться – где-то либерализуя подходы, давая людям большие возможности возить легально, а где-то увеличивая риски для контрабандистов.

Вы с легальным бизнесом планируете как-то сотрудничать, в частности, чтобы получать от них информацию относительно актуальных цен на товары?

У нас чуть ли не каждый день встречи с ассоциациями, с рынком. Это иногда – сложная история. Ведь легко, когда 70% рынка – "белое", а остальное – "серое". Тогда "белые" игроки готовы бороться против "серых", и у нас совместными усилиями могут быть достаточно большие успехи. Как, например, по рынку растворимого кофе, где доля "серых" товаров уже уменьшилась до минимальных значений.

Легальные игроки дают вам реальную стоимость продукции?

Да, они готовы помогать. Более сложные ситуации, когда легальные игроки – в меньшинстве. Классика нашей страны – в реформах начинайте не с меня.

Знаю, что производители и официальные импортеры электроники и бытовой техники говорят о засилье контрабанды и просят власти вмешаться.

Да, здесь есть проблема. Но когда собираешь украинских онлайн-ритейлеров, то происходит трагикомическая разговор. У нас в стране контрабанда есть, и все это признают, просто контрабандистов нет. Я им говорю: ребята, за этим столом сидят люди, которые представляют 90% онлайн-ритейла, а где же контрабанда, кто ее продает? Ответ: кто-то другой, кого здесь нет, но точно вам не можем сказать.

Давайте будем откровенными, есть целые компании, у которых бизнес-модель построена на контрабанде. Если ее не будет, то и компании не будет. Для этих людей это очень мучительная история.

Еще есть вопрос доверия. Например, появляются едва ли не ежедневные "вбросы", что вот скоро Нефьодова уволят. Какое это имеет психологическое воздействие на людей? Они говорят, окей, мы сейчас "обелимся", станем менее конкурентоспособными. А какие гарантии, что вы будете на своем месте?

Это, кстати, к вопросу политической защиты, который я вам задавал.

Это не вопрос политической защиты. Люди не верят политическим заявлениям. Люди верят тому, что видят некоторое время. Например, как все постепенно привыкают к плавающему валютному курсу. Все бизнесмены читали учебники, но другое дело, когда ты это увидел и привык.

Еще раз говорю. Это вопрос времени. Это вопрос мотивации людей, которая меняется не сразу, а под давлением обстоятельств, институтов. Чем больше мы продержимся, тем больше людей будут отказываться от старых практик и переходить на светлую сторону силы.

Вы упомянули о курсе. Укрепление гривни сыграло злую шутку с госбюджетом, в частности, есть несколько миллиардов недополучения с таможни. Как планируете выходить из этой ситуации? Я слышал, что в правительстве рассматривают возможность пересмотреть бюджет в апреле, после обновления макропоказателей...

Я не готов говорить за правительство в целом.

Возможно, вы присылали в Минфин предложения, как выйти из этой ситуации.

Разумеется, чисто математически, когда уменьшается курс гривны, таможня получает меньше поступлений. Но у таможни есть несколько параметров работы. Первый – объем импорта, который заходит в страну, на него мы имеем минимальное краткосрочное влияние.

Есть курс, на который таможня не влияет вообще. Эффективность сбора – сколько мы собираем с доллара импорта, это наш КПД, именно за него мы отвечаем. Таможня не может собрать больше, чем НДС, пошлина и акциз, установленный парламентом. Но таможня и не должна собирать меньше. И я рад, что этот КПД системно растет.

Второе – таможенная стоимость несырьевых товаров. На стоимость сырьевых товаров – нефть, газ, руду таможня не влияет, зашел утром на Bloomberg – и посмотрел, сколько они стоят. А что касается несырьевых товаров, понимаем, что там большая доля занижения, и таможня должна с этим бороться.

В цене на эти товары есть какая-то верхняя граница, но мы еще очень далеко от нее. Со времени начала нашей работы где-то на 5% постоянно увеличивается таможенная стоимость несырьевых товаров. Наша задача: больше собрать с одного доллара импорта и увеличить таможенную стоимость товаров, которые заходят в страну. Я всегда говорю: на таможне есть контрабанда. К сожалению, она будет через год, пять лет, и, наверное, через 50 лет. Вопрос в том, сколько ее.

В январе, если не учитывать фактор "евроблях", поскольку это было одноразовое уникальное событие, облагаемый импорт увеличился на 1%. Если учитывать, то он упал на 1%. И дальше интересная история: смотреть, за счет чего он упал.

Наши основные контрабандные товары, например, трикотажные полотна – плюс 397% год к году, одежда трикотажная – плюс 95%, одежда текстильная – плюс 147%, обувь – плюс 50%, электроника – плюс 22%, фарма – плюс 19%. Те товары, где как раз логика предполагает наибольшее количество контрабанды, растут. Хотя, конечно же, мы не побороли контрабанду за месяц.

А где минус? Что падает?

Соль, сера, земли и камень, штукатурные материалы, известь и цемент – минус 43%. Руды, шлаки, зола – минус 60%. Топлива минеральные, нефть и продукты перегонки – минус 12%, продукты неорганической химии – минус 35%, черные металлы – минус 18%. Большие категории, которые, к сожалению, гораздо больше, чем, например, категории одежды и обуви.

Они падают, во-первых, потому что у нас, к сожалению, не все идеально в промышленности, традиционные отрасли падают, соответственно, они потребляют меньше сырья.

Мы серьезно воспринимаем тот факт, что бюджет недовыполняется, и работаем над рядом мер, которые позволят это догнать. Это касается и законодательных изменений относительно улучшения администрирования, предоставления нам больших возможностей. Например, таможня проигрывает достаточно большое количество судов. Наверное, это вопрос и к качеству нашей судебной системы, но нельзя кивать только на это. Мы хотим внести определенные изменения в Таможенный кодекс, чтобы "одесские товарищи" не могли находить несоответствия в документах и отбиваться от наших претензий.

Речь о судах по арестованному имуществу?

Об изъятом имуществе, о контрабанде, о повышении таможенной стоимости.

Вам неизвестно о намерениях Минфина пересмотреть план для таможни на этот год?

Точно не готов это обсуждать. Это вопрос к Минфину. План – это не о том, чтобы собрать определенную цифру и дальше отдыхать. Моя задача – каждый месяц собирать по максимуму в тех условиях, которые сложились.

Вы видите риск по Китаю, если будет сокращение торговли из-за коронавируса?

Вижу риск. По крайней мере, уже есть первые сообщения, что на некоторых фабриках устанавливают дополнительные отпуска. Конечно, может быть падение объемов или подорожание товаров, которые идут из Китая. Влияние на поступления таможни из-за этой проблемы пока сложно спрогнозировать. Эта тенденция еще не столь очевидна.

А по частным заказам из Китая, через тот же AliExpress?

Пока мы этого не ощущаем. Они, наверное, идут медленнее. Их, насколько знаю, дополнительно дезинфицируют при отправлении. Возможно, и сознательно придерживают отправления, поскольку вирус, насколько известно от врачей, живет на поверхности без контакта с людьми какое-то ограниченное время.

Вы в одном из интервью сказали, что в Украину не завозят "айфоны" контейнерами. А вообще есть возможность завозить их официально?

Конечно. У нас легально в год завозится около 169 тысяч IPhone как продукции, и еще какая-то часть завозится вполне легально, но лично гражданами. Ничто вам не мешает привезти из командировки один телефон, мы этого не фиксируем, это точно не есть контрабанда.

Когда я говорю, что "айфоны" не завозятся контейнерами, я не хочу, чтобы это интерпретировали как то, что у нас нет масштабной контрабанды техники. Скорее как то, что люди зря ждут, что мы поймаем контейнер, доверху забитый "айфонами": столь дорогую продукцию так не возят, она так не потребляется.

Ее завозят, в частности, через аэропорты – мы регулярно ловим партии на 50-150 телефонов, которые пытаются провезти в ручной клади. Был один случай, когда в штанах с нашитыми в середине карманами хотели 40 или 45 телефонов провезти.

Какая сейчас ситуация с растаможкой авто на еврономерах? Ажиотажа уже нет?

Есть подержанные авто, которые завозятся регулярно. Для них мы стараемся строить лучший процесс, он все еще не идеален. Мы подписываем договора с международными компаниями, которые дают ценовую конъюнктуру. Количество конфликтов и проблем существенно уменьшилось.

Если говорим о специфической ситуации "евроблях", то есть машин, которые были ввезены ранее и которые юридически легально нельзя оформить, то, во-первых, эта проблема значительно меньше, чем кажется из СМИ. Такого количества машин, как озвучивается – 500 тысяч, нет. Мы оцениваем, что, возможно, это – максимум 100 тысяч.

Большое количество из них уже разобрано, они не ездят, или разбиты после аварий. Но эта проблема в руках народных депутатов. Если они решат давать скидки или упростить механизм оформления, таможня, конечно, будет готова это выполнить.